11.03.2017

Свисала лентами-кольцами с распростертых рук танцовщиц, «графически подчеркивая ритм их торжественно-траурных движений», вспоминал С. Юткевич о своей работе над номером «Похоронный марш» Метнера (1921). На игре с тканью выстраивался Голейзов-ским и художником Н. Мусатовым и танец Саломеи в одноименном балете на музыку Р. Штрауса: героиня скидывала с себя одно за другими покрывала разного цвета, одаривая ими влюбленных юношей, причем каждое покрывало имело свой особый содержательный смысл, раскрывавшийся в соответствующей танцевальной пластике. Скинув последнее покрывало, Саломея оказывалась обнаженной до пояса - то есть, в наибольшем, максимально возможном приближении к идеальному воплощению идеи «обнаженного тела».

В работе Б. Эрдмана по решению проблемы «обнаженного тела» постоянными и исходными были два основные элемента, выполнявшие функцию единственной одежды исполнителей: облегающие трусы и повязка на груди у женщин. Используемые в танцевальных номерах не только Голейзовского, но и других хореографов (кроме Лукина, также у Б. Майя, Н. Фореггера и др.), они воспринимались как своеобразная «униформа». Задачей художника было ее так или иначе цветом, фактурно, пластически интерпретировать, придать ей выразительность, индивидуальную для каждого отдельного танца. Решили заняться спортом? Закажите тренажеры в спб.

В «Фавне» на музыку К. Дебюсси Эрдман оригинально использовал фактуру веревок. Одинаковым орнаментом они обвивали головы, спускались по бокам завитками спирали, закрывавшей уши. Стилизовав таким образом каноническое изображение прически в скульптурах древнегреческой архаики, художник продолжал веревочный рисунок уже по самому телу на груди, на животе, а затем от пояса в виде «юбки», которая не столько прикрывала ноги танцоров, сколько, напротив, открывала их, играя составляющими ее свободно свисающими веревками. Их динамично подвижная пластика, в свою очередь, вызывала еще одну ассоциацию с игрой складок пеплоса или хитона в греческой скульптуре уже классического периода. Иначе говоря, по-разному нанося на тело актера свою графику веревочных линий, Эрдман, с одной стороны, вызывал в памяти зрителей мотивы античной скульптуры, а с другой - решал проблему обнаженности: графика не только не скрывала фигуру, но подчеркивала выразительность ее форм.